В субтропических лесах Хосты

После чая в ресторанчике при станции Автопромторга мы выступили пешком из Хосты. Этот ресторанчик заслуживает того, чтобы сказать о нем несколько слов. Он расположен у моста при въезде в Хосту, маленькое курортное местечко на шоссе Сочи-Гагры с 900 человек постоянного населения, живущего курортниками. Здесь же автопромторговская станция автомобильного сообщения, где останавливаются большие двадцатисемиместные и малые машины с экскурсантами, едущими в различные уголки побережья. Здесь они отдыхают и подкрепляются, оставляя в руках частного предпринимателя — владельца ресторанчика, обдирающего проезжающих ценами выше московских, — не малые деньги. У всех, очевидно, кроме сочинских государственных и кооперативных организаций, невольно напрашивается мысль о необходимости устройства здесь, при станции Автопромторга, кооперативной столовой, закусочной или буфета. Пока же частник обделывает здесь свои делишки за счет экскурсантов при благоприятственном нейтралитете соответствующих государственных учреждений.

В душе после обеда и чая был праздник. Итак, по правому берегу Хосты, горной речки, катящей свои мутноватые воды по каменистому ложу, мы двинулись в ее ущелье по склонам горы Ахун. Некогда здесь, при выходе Хосты к морю, в защищенном амфитеатром гор ущелье, где средняя годовая температура 14,5—на полградуса выше, чем в Сочи,— была расположена генуэзская фактория Косто, ведшая в XIII—XV веках обширную морскую торговлю драгоценными древесными породами тисса и самшита.

Заросли красного дерева (тисса) и кавказской пальмы (самшита), как и многие другие находимые здесь вечнозеленые деревья и кустарники, относятся к реликтовым породам, и в третичном периоде, когда экватор проходил, примерно, по Кавказу, они широко покрывали Европу. В настоящее время эти породы вымирают и встречаются лишь отдельными островками в некоторых уголках крайнего юга европейского континента. По Кавказу и Закавказью осталось в общей сложности лишь 110 000 гектаров самшита и 1000 гектаров красного дерева.

До разрыва сношений с Англией, драгоценное самшитовое дерево экспортировалось туда, при стоимости 3 рубля 16 килограмм на месте. Чтобы стала понятна эта цифра, нужно вспомнить, что самшит (Buxus sempervirens), вечнозеленое мелколиственное дерево, очень медленно растет в толщину, и диаметра в 25—30 см достигают экземпляры возрастом в 250—300 лет. Древесина очень плотна и тяжела: имея удельный вес 1,06 — тонет в воде, а по твердости, особенно на трение, спорит с металлом, почему и идет главным образом на челноки, тормозные каретки и т. п. Сейчас вырубка самшита совершенно запрещена, и за вырезку палки грозит двадцатипятирублевый штраф.

По высокому берегу Хосты, где под обрывом хлопотливо пыхтит маленькая лесопилка, мы входим в лес. По флоре лес этого края подходит к Японии и Калифорнии. Основными его породами являются громадные грабы, дубы, ясени, липы и гигантские красавцы-буки.

Бук — это Аполлон местной флоры. Великолепный гигант, с мощным в—два-три обхвата гладко серым, стройным, как огромная мачта, стволом — он гордо и высоко держит свою зеленую крону. Эта могучая стройность, этот ровный, серебристо серый цвет гладкой коры придают ему величавую, вызывающую восхищение красоту. Разнообразные лианы—коренные жители субтропического леса Хосты, обвивающие деревья, смешивающие свою листву с их листьями, свисающие с их ветвей извивающимися змеями, не нарушают его величественной красоты.

Впечатление неожиданности производят деревенские кресты кладбища, затерявшегося здесь, среди кустов и подлеска, между которым попадается — рядом с самшитом — такой же вечнозеленый, с колючими кожистыми листьями и красными ягодами илекс, так часто изображаемый на рождественских заграничных открытках, простой и изящный кустарник первобытного мира.

По Стецовой тропе мы сворачиваем с дороги и вступаем в самшитовый лес.
Подымаясь, мы будто все глубже и глубже спускаемся на дно морское, в зеленое подводное царство. Стволы самшита, покрытые, как и ветви, густым пушистым покрывалом зеленого бородатого мха, свисающего с веток длинными гирляндами, колеблемыми ветром, похожи на водоросли, относимые подводным течением. Солнечные лучи проникают в это феерическое царство раздробленными в бесчисленные, неровно дрожащие нити света. Отражаясь бликами от сетки мелких блестящих листьев, они пронизывают тончайшей световой паутиной волокна мха, создавая зеленый призрачный полумрак, в котором громадные, в два-три обхвата, стволы красного дерева напоминают обвитые водорослями мачты погибших кораблей.

Это фантастически прекрасное зрелище, которое так трудно описать бедным человеческим языком, сопровождает, окружает нас в течение всего пути, идущего то вверх, по плитам известняка, покрытого тонким слоем сухого перегноя, на котором вырос этот двухсотлетний лес самшита, то вниз, к вымытому в камне ложу высохшего горного ручья. Тут мы отдыхаем, в этой сказочной игре зеленых светотеней, в тюлевом полусумраке, на камнях неведомого мертвого потока, где прямо из щелей камня растут длинные листья папоротника, называемого «оленьим языком», так непохожего на наш обычный папоротник. Вечнозеленые лавровишни простирают свои ветви над каменным руслом...

Новый подъем по каменистой нашей тропе — и мы, после чудесных сумерек самшита, вдруг выходим к яркому солнцу, к свету, к бледнозеленой листве кизила, грабинника и кликачки-стафилеи, из плодов которой грузины делают «джон-жоля» — любимый свой салат. Эта бледная, как бы прозрачная зелень увеличивает ощущение солнечного света после очарования «подводного» мира, из которого мы только что поднялись.

Ноги беззвучно ступают по мягкому скользкому слою сухого перегноя. Не видно птиц, не слышно кузнечиков, лишь многочисленные пестрокрасные клопы шныряют по сухим самшитовым листьям и тиссовой хвое. Ноги царапают колючие листья иглицы. Странное растение эта иглица или «мышиный терн», относящееся, как и виденный ранее илекс, к реликтовым породам, остаткам третичного периода: у нее жесткие колючие листья играют роль стеблей, и плоды прикрепляются непосредственно к этим листьям-стеблям.

Пробираемся к «окну», к просвету в лесу, через который видно далеко внизу ущелье Хосты, белые отвесные скалы противоположного берега, по которым, как по карнизу, вьется Воронцовское шоссе с белыми фигурками идущих по нему людей. Мы, несколько человек, взобрались на огромный поваленный ствол дерева на краю пропасти и, осторожно ступая скользящими сандалиями, заглядываем вниз, в кудрявое море зелени, кустов, колючек и переплетенных лиан...

Новый спуск по еле заметной, скалистой, чуть прикрытой сухими листьями и хвоей тропинке, по бурелому между стволами тисса и лавровишни усложняется благодаря тому, что сандалии очень скользят на этой сухой почве.

Спускаясь все ниже, мы снова попадаем в заросли самшита, вступая уже в чисто тропический лес третичного периода. Сыроватый сумрак окутывает нас. Отдельные лучи солнца, проникая в него, играют светлыми бликами на мелкой листве самшита и на блестящих кожистых листьях лавровишень, изгибающих свои покрытые мхом ветви и стволы, как лапы гигантского осьминога. Мощные стволы красного дерева, обвитые лианами и заросшие молодыми хвойными побегами, стройные серые колонны буков, стволы дубов, заросшие папоротником и мхом. Валежник, бурелом, гниющие, покрытые мхом драгоценные гиганты, вывороченные с корнем прошлогодним циклоном, — весь этот девственный экзотический хаос субтропического леса поражает, обостряет впечатление дикого могущества растительного мира этого края.

После целого ряда подъемов и спусков, чередующихся друг с другом в этом чудесном лесу, мы подходим к заросшей, вьющеюся зеленью и деревьями, развалившейся стене генуэзской крепости, расположенной на отдельном отроге Охуна, в излучине Хосты, не видной отсюда, но лишь угадываемой по шумному ее бегу. Еще выше, над самой пропастью — остатки сложенной из плит известняка башни. Сейчас все кругом, и самые стены и башня, заросло столетним лесом, но некогда, в XIII веке, генуэзская крепость перехватывала боевые тропы черкесов—непримиримого, свободолюбивого племени, могущего служить символом независимости, доблести и свободы.

При упоминании имени черкесов, всегда в моей памяти встает один эпизод, относящийся к эпохе покорения Кавказа. Когда по мирному договору с Турцией султан вынужден был уступить России этот край с его свободолюбивым народом, генерал Раевский собрал старейшин и вождей черкесских племен и объявил им о том, что султан подарил их родные горы и их самих русскому царю, и что теперь они должны повиноваться новому повелителю. Один из стариков-черкесов, указывая на парящего на недосягаемой высоте орла, сказал: «Видишь эту птицу? Возьми ее, я дарю ее тебе...»

Этот мудрый ответ, полный спокойной гордости и неукротимого свободолюбия, как нельзя лучше характеризует черкесский народ.

Бесконечный спуск с отрога, увенчанного крепостью, приводит нас в теснины реки Хосты. Противоположный берег Еозвышается отвесно вверх величественными белыми скалами, по которым карабкаются деревья, кажущиеся на такой высоте мелким кустарником. По широкому, усеянному камнями руслу Хоста с шумом катит свою студеную, опалового цвета воду под нависшими с берега ветками лавровишни, орешника и самшита.

Мы в брод переходим по скользким илистым камням быстро бегущую воду, чувствуя, что пальцы на ногах стынут от холода, и снова начинаем карабкаться по крутому скату, по известковым плитам и корням деревьев. Подъем так крут, что если бы не деревья, скрывающие от нас пропасть ущелья, мы не посмели бы подыматься по этому склону.

С половины пути — «окно». Внизу, далеко внизу — опаловый поток речки. Неужели мы были там, внизу?..

Обратная дорога от нашего привала по Воронцовскому шоссе, вдоль левого берега Хосты, идет по карнизу скал хостинских теснин, над глубоким, заросшим, круто обрывающимся вниз ущельем, на дне которого бежит эта горная речка. На противоположном берегу — бархатисто мягкие очертания лесистого Охуна и его отрогов, один из коих преграждает ущелье, заставляя каменистое русло змеей оползти его подножие, а на вершине его, в кудрявой, спутанной, колючей заросли вечным сном спит старая генуэзская крепость, некогда грозившая ущелью.

С каждым поворотом шоссе открываются виды один лучше другого. Вдали—скалистая зубчатая цепь гор, освещенная розоватыми, прощальными солнечными лучами и частично закрытая клочьями облаков. Суровостью и величием веет от этой картины... Вот и Хоста, и ожидающий нас автомобиль. Усталости нет. Десяти километров кругового пешеходного горного маршрута как будто и не было.
А. Чумаков 1929г.